Введенский священник обновленец. Александр Иванович Введенский, митрополит – благовестник. Великая Отечественная Война

В журнале "Посев" № 2 (февраль 2013) напечатана статья Елены Смородины "Обновленческий

Златоуст А. И. Введенский". Ссылка на PDF-версию этого номера: http://nts-rs.ru/1302.pdf
Меня попросили написать отзыв или рецензию.
Вряд ли это можно назвать рецензией, но мне важнее просто выразить своё отношение к обновленчеству и к Совдепии в целом.


ЧТО ТАКОЕ ХОРОШО И ЧТО ТАКОЕ ПЛОХО
(или Кто такой Александр Введенский)

В мире не было и нет абсолютного злодея, человека, в сердце, в душе, в голове которого нет ничего хорошего. Фантасты утверждают, что бурный научный прогресс позволит учёным в недалёком будущем сотворить такое существо в пробирке. Правда, где Господь Бог отыщет для него подходящую душу, пока не решено.
Абсолютного праведника, думаю, не удастся вырастить никому, нигде и никогда («нет человека, иже жив будет и не согрешит»).
От Бога потенция, от человека реализация, каждый из нас несёт ответственность за использование потенции во благо или во зло. И тут же перед нами возникает вопрос: что такое благо и что такое зло?
Нам дана однозначная заповедь: «Не убий!» Но однозначна ли она? Вспомним «Три разговора» Владимира Соловьёва. В равной ли мере согрешили убийцы Каин, Моисей, Самсон , царь Давид?
Убить «бесполезную» старуху-процентщицу, зарезать кровожадного злодея Марата, застрелить палача Урицкого, участвовать в покушении на Ленина или Гитлера - что дозволено?
Священное Писание рисует всех людей, окружавших Сына Человеческого, далеко не античными героями. В Библии, пожалуй, вообще нет герое, там есть только люди. Герои появятся значительно позже, когда будут написаны жития святых. Но новомученики и исповедники ХХ века - опять не герои, а лишь простые люди. Как, впрочем, и палачи, доносчики, предатели, которые жили и живут рядом с ними и с нами.
В агиографии нового и новейшего времени нам без малого сто лет беспрерывно внушали, что хорошо и морально то, что полезно в данный исторический момент нашему родному большевистскому государству. Ещё в детском саду мне читали книги и показывали фильмы о создателях и руководителях Совдепии. «Там Блюхер и Буденный встречают батальоны», - распевали мы хором. А через два дня выяснилось, что Блюхер - японский шпион, агент мирового империализма. И П.Постышев - шпион, и И.Якир - наймит буржуазии.
За разрешением недоуменных проблем я обратился к соседям дяде Пете и тёте Фране. Они разъяснили, что П.Постышев не шпион, но убийца: он организовал Голодомор и убил на Украине миллион человек, а может и больше. Бог его справедливо наказал. И.Якира тоже.
В 1980 году я поступил в Московскую духовную семинарию. Опять на меня лавиной обрушилась ложь, коммунистическая агитация и пропаганда. В лекциях, в конспектах, в книгах была правда. Частичная правда, дозированная правда. Тенденциозная правда, односторонняя правда. Агитпроповская интерпретация правды.
Ни Й.Геббельс, ни А.Жданов не лгали в прямом смысле слова. Они подавали именно тенденциозную правду. Одни дикторы цитировали источники и документы, подтверждающие доклады Геббельса и опровергающие Жданова, другие опровергали Геббельса и свидетельствовали, что Жданов, безусловно, прав.
В каждом поколении есть миллионы людей, жаждущих сладкого обмана, ненавидящих горькую правду. В XIX веке люди очень сомневались, что Александр Пушкин писал лучше Фаддея Булгарина, в XXI веке их правнуки обливаются слезами над зловредными вымыслами архимандрита Тихона (Шевкунова) и не желают даже в руки брать книги архиепископа Василия (Кривошеина).
Моя аксиология основана на постулате, что Совдепию и Третий Рейх строил на земле сатана, а мы все были в цехах его строительного комбината сотрудниками. Думается, прежде чем писать что-либо о любом известном политике, артисте, священнослужителе, следует оценить его личный вклад в дьявольское национал-социалистическое или коммунистическое государство. Чем ревностнее и добросовестнее трудился, чем больше сотворил, тем ниже оценка. Кое-кого из элиты, из ближайшего окружения того строителя повесили в Нюрнберге в 1946 году, но далеко-далеко не всех.
Посему мне совершенно безразличны жаркие, «принципиальные» споры о личности И.Сталина, Ф.Дзержинского, Н.Бухарина, Л.Троцкого, митрополита Сергия (Страгородского), «митрополита» Александра Введенского. Наши советские люди, кажется, не спорят о личностях Г.Гиммлера, А.Розенберга, К-А.Кальтенбруннера ни на центральном телевидении, ни в газетах, ни на коммунальных кухнях. Я отвергаю не какие-то колёсики и винтики, не болтики и гаечки, а всю структуру, весь механизм.
Я отказываюсь восхищаться героизмом и мастерством гитлеровского аса, разбомбившего в сентябре 1939 г. колонну войска польского, сбившего дюжину британских самолётов летом 1940, потопившего американский конвой осенью 1943. Почему я должен восхищаться «подвигами» тех, кто сбивал американские самолёты над Северной Кореей в 1950-53 гг.?
По мне генералы бронетанковых войск Гудериан и Манштейн, генералы войск СС и генералы агитпропа творили одно общее дело. Естественно, я не намерен сажать кого-либо на скамью трибунала: на всех преступников в самом большом зале всё равно места не хватит, да и не поповское это дело сажать. Если фельдмаршалов Кeйтеля и Йоделя повесили, что делать с генералами, полковниками, майорами. капитанами? На каком уровне заканчивается уголовная ответственность? Не знаю. И никто не знает. Но я убеждён. что нравственная ответственность каждого из них и каждого из нас не заканчивается нигде и никогда, на какой бы ступеньке общественной и политической лестницы они и мы ни стояли.
Учителя, библиотекари, писатели, священнослужители, профессиональные спортсмены, артисты, вертухаи, художники, дикторы - все были генералами, офицерами, солдатами всесоюзной армии коммунистической агитации и пропаганды. Каждый день каждый из нас шёл в бой за Родину! за Сталина! творил суще дьявольское дело.
Не надо валить всю ответственность на И.Сталина, Н.Ежова, А.Жданова, В.Куроедова. Без нас, рядовых подлецов и мерзавцев, они никого бы не убили, не ошельмовали, не отправили на Колыму, не посеяли бы смуту и разруху в сердцах, душах и головах миллионов, не разрушили бы тысячи храмов, не испоганили бы города, реки, леса, поля, озёра.
Во время гражданской войны, во время последующих десятилетий «коммунистического строительства» спрятаться было негде, каждый человек жил и умирал ради блага России и её народа или ради уничтожения России и возведения на её территории Совдепии. Генерал П.Врангель, генерал А.Кутепов были и остаются героями России. Те, кто выследил Кутепова, предал, схватил и убил - герои Совдепии. Они лишь по недоразумению именуются русскими людьми, они - коммуняки, граждане III-го Интернационала. П.Врангель и В.Ленини, А.Колчак и Л.Троцкий, о.С.Булгаков и о.В.Красницкий - не сограждане, они пребывают на разных уровнях бытия.
И.А.Бунин - русский писатель, М.А.Шолохов - советский. Патриарх Тихон, митрополит Кирилл (Смирнов), священник Анатолий Жураковский, мирянин Борис Талантов служили России и умерли за Россию, за Православную Российскую Церковь.
Митрополит Сергий (Страгородский), «митрополит» Александр Введенский, митрополит Николай (Ярушевич), священник Гавриил Костельник служили Совдепии, а кто-то из них даже умер за неё.
Исходя из принятого мною постулата, я оцениваю жизнь и деятельность М.Шолохова, Г.Улановой, В.Качалова, Е.Ярославского, «протопресвитера всея Руси» Владимира Красницкого, любых спортсменов, в честь побед которых где-то звучал Гимн Советского Союза, оценкой «двойка с минусом». Разумеется, если они не покаялись в своём служении дьявольскому режиму, не отреклись от него, не дунули и не плюнули на него.
Благие намерения, равно как и форма носа, цвет глаз, длина ноги от бедра до кончика пальцев и личная порядочность в быту каждого из них меня не интересует. Как не интересует, были ли А.Гитлер вегетарианцем, изменял ли он Еве Браун. Достаточно того, что он - А.Гитлер.
В подобной оценке Совдепии, Третьего Рейха, их создателей, строителей и героев я отнюдь не оригинален. В меру сил и способностей я попытался усвоить аксиомы миросозерцания и правосознания И.А. Ильина. Он строжайше разграничивал национальные интересы России и Совдепии, неустанно учил всех нас ни в коем случае не смешивать эти два разных государства. Мне не довелось прочитать у И.А. Ильина ни одного доброго слова о красных попах или об «алексеевской» церкви. Просто потому, что он считал РПЦ МП интегральной частью лживой Совдепии. А по какому ведомству служит тот или иной советский человек, какая форма одежды ему присвоена, какими орденами и званиями он награждён, где он пляшет и где поёт, в какой газете или в каком журнале будет напечатано сообщение о его смерти Ивана Александровича не интересовало:
«И одежда не гарантирует ничего. Разве иеро-чекисты, прилетавшие в Париж и соблазнившие митрополита Евлогия и митрополита Серафима (Лукьянова) - были не в рясах? Разве Скоблин не имел права на форму белого генерала? Разве шулер не выдаёт себя слишком безукоризненным фраком и белоснежной рубашкой с бриллиантовыми запонками?»
Александр Иванович Введенский был точно таким же иеро-чекистом в рясе, как те, что прилетали в 1945 г. в Париж. Быть может, чуть-чуть омерзительнее других, ибо сам, по доброй воле одним из первых бодро побежал наниматься в лакеи к новой власти «рабочих и крестьян». Он не постыдился уже в самом начале двадцатых годов воспеть осанну творцам сатанинского дела, тем, кто насиловал, грабил, убивал Россию. В те годы А.Введенскому было дозволено «советской властью» написать и опубликовать несколько книг (митрополиту Сергию (Страгородскому) и митрополиту Николаю (Ярушевичу) такая милость будет оказана только через долгих двадцать лет). Две из его книг стоят у меня на полке. Вот «Церковь и государство. (Очер взаимоотношений церкви и государства в России 1918-1922) » М., 1923.
Нет нужды прочитывать все 253 страницы, достаточно первых полутора («Введение»), чтобы понять: обыкновенный «Спутник атеиста» или «Блокнот агитатора». Не меняя ни одной буквы, можно целыми абзацами из одного опуса в другой или третий перепечатывать.
«Церковь была оплотом монархии. Когда монархия рухнула, церковь повисла в воздухе», - так начинается книга. Если кому-либо доступна подобная логика, покорнейше прошу объяснить: почему же оплот-то повис? Кто на ком стоял и держался?
«И быстро тонет в бездне церковной контрреволюции маленькая лодочка подлинной евангельской традиции», «Смертельная ненависть к большевикам и где-то на заднем плане любовь ко Христу», "Лучшие (но очень немногочисленные) силы цер кви хотят поставить церковь не во враждебные, а в дружеские отношения с освобожденным народом. Но - сильна мрачная реакция церкви. Она притаилась. Но скоро подымает голову свою. По мере развития революции, все реакционные силы сплачиваются около церкви", "Члены собора рассказывают, что делается на местах. Чисто политически-обывательская сводка, не имеющая ничего общего с евангелием, во имя которого собор как будто бы собирался"…
Это, повторю, только первые полторы странички.
Небольшая иллюстрация к словам А.Введенского: «Рассказывают, что делается на местах. Чисто политически-обывательская сводка». Привожу этот, а не какой-то иной документ, просто потому, что он написан митрополитом Петроградским Вениамином, запретившим протоиерея Александра Введенского в священнослужении. «Зимний» храм в с. Карабаново Костромской епархии, где мы служим ежегодно семь месяцев, освящён во имя Петроградских новомучеников митрополита Вениамина, архимандрита Сергия, Юрия и Иоанна.
«Сегодня был у меня племянник Преосвященного Варсонофия. Он передавал такие подробности. Всё было спокойно. 1 сентября Владыка поехал в Горицкий монастырь. Когда он возвращался оттуда, на пути останавливают лошадей два красноармейца. Варсонофий? - грозно спрашивают. Да. Вы арестованы. Преосвященного довезли до монастыря. Приказали кучеру, это и был племянник, студент Казанского университета, с лошадью остаться, а сами взяли и повели в тюрьму. На другой день утром расстреляли его, горицкую игумению и ещё 4 гражданина за городом, на поле, и там же закопали. Чрез сутки дали разрешение выкопать его тело ночью от трёх до пяти часов утра; когда его почти уже откопали, явились красноармейцы, начали стрелять и приказали снова закопать яму. Паника в монастыре и Кириллове ужасная. Только через два дня отслужили первую панихиду. Народ плачет за панихидами. Для производства этого суда приезжали из Череповца» («Приспело время подвига…» Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. о начале гонений на Церковь. М., ПСТГУ, 2012. С. 382).
Таких «обывательских сводок» - сотни. И в каждой - убийство священнослужителей без суда и следствия.
Заканчивается книга так же: доносом в соответствующую «контору», что «тихоновская» церковь есть штаб всех контрреволюционных сил.
«Тихоновщина вся сплошь строилась на ненависти к большевикам, она насквозь пронизана контр-революцией, более того - это просто контр-революция, прикрывшаяся церковными ризами и рясами» (С. 230)
«Для окончательной ликвидации этой тихоновщины В.Ц.У. весной 1923 г. созывает второй поместный Всероссийский Собор, который, наконец, уничтожит всю эту реакционную накипь, ничего общего с религией не имеющую, и установит нормальные взаимоотношения между церковью и государством». (С. 232)
Епископы-исповедники, подписавшие «Соловецкое послание», ответили не только Александру Введенскому (кстати, его имя упоминается в Послании), митрополиту Сергию (Страгородскому), но и всем прочим красным попам ХХ и ХХI века.
«Православная Церковь не может по примеру обновленцев засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы столь полной свободой. Она не скажет вслух всего мира этой позорной лжи, которая может быть внушена только или лицемерием, или сервилизмом, или полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного осуждения в ее служителях. Напротив, со всей справедливостью она должна заявить, что не может признать справедливыми и приветствовать ни законов, ограничивающих ее в исполнении своих религиозных обязанностей, ни административных мероприятий, во много раз увеличивающих стесняющую тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого в ущерб ей обновленческому расколу. Свое собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никогда не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией и не может стать слугой государства».
Моя полемика с краснопоповским обновленчеством началась довольно давно, лет 50 назад. В сентябре 1962 г. на приход к о.Александру Меню в Алабино приехал Анатолий Эммануилович Краснов-Левитин: он хотел отслужить панихиду о «приснопоминаемом митрополите Александре» (Введенском) в день его ангела. Отец Александр попросил меня помочь. Я ответил, что принесу кадило и буду петь только при условии, что о.Александр обещает заодно с «митрополитом» поминать на ектениях и «болярина Каина», «апостола Иуду». Стоявший рядом тогдашний друг о.Александра Меня священник Николай Эшлиман сказал, что Введенский такой же митрополит, как Емельян Пугачёв - Государь Император Пётр Фёдорович.
Анатолий Эммануилович очень обиделся: по его словам, он надеялся, что в СССР отыщется хоть одни храм, куда мракобесам и черносотенцам вход запрещён. Потом мы ещё несколько раз беседовали с Левитиным о Введенском. Мне всегда было очень интересно слушать его, но оценки и выводы у нас были диаметрально противоположные. Он неизменно называл меня «мракобесом», « черносотенцем », «Георгием Победоносцевым".
Анатолий Эммануилович отзывался с искренней теплотой о Владимире Ленине: это «сухорукий параноик» И.Сталин, де, извратил ленинское учение. Бесхитростным человеком был Анатолий Эммануилович.
Жаль, что А.Э. Краснов не успел написать подробную биографию А.Введенского, о чём много лет мечтал.
Введенский постоянно клеветал на «Тихоновскую церковь», не стыдился лгать и публиковать любые фальшивки о связях «тихоновцев» с белогвардейской закулисой. Но Анатолий Эммануилович знал и мог рассказать о нём и много хорошего и доброго. Сегодня наши красные попы-сергианцы, именующие себя последователями святого Патриарха-исповедника Тихона, неизменно пишут о своём предтече - Александре Введенском исключительно злобно и необъективно. Смотри, например, биографическую справку из «Приложения № 2» (Краткие биографические сведения) к «Актам Патриарха Тихона» М., 1994, с. 905.
Приложение написано силами преподавателей кафедры Новейшей истории РПЦ ПСТГУ.

Введенский Александр Иванович (30.08.1889, Витебск - 8.08.1946, Москва), один из основоположников обновленчества. Род. в семье преподавателя древних языков, впосл. директора гимназии, действительного статского советника. После учебы в витебской гимназии В. поступил на историко-филологический фак-т С.-Петербургского ун-та, в годы учебы часто посещал лит. салон Д. С. Мережковского и 3. Н. Гиппиус. В 1911 г. через газету «Русское слово» провел анкетирование неск. тыс. представителей интеллигенции с целью выявления причин широкого распространения неверия. В 1912 г. окончил ун-т, в том же году женился на дочери предводителя харьковского дворянства О. Ф. Болдыревой. В 1913 г. преподавал в витебской жен. гимназии, учился в кон-серватории. В 1914 г. экстерном сдал экзамен за полный курс в СПбДА, 27 авг. 1914 г. архиеп. Гродненским и Брестским Михаилом (Ермаковым) рукоположен во священника с назначением к церкви гвардейского запасного полка в Новгородской губ.

С 1 сент. 1915 г. по май 1923 г. служил в петербургской ц. во имя святых Захарии и Елисаветы. Являясь клириком Ведомства протопресвитера военного и морского духовенства (до 1918 Захарие-Елисаветинский храм был церковью лейб-гвардии Кавалергардского полка), выезжал на фронт, в 1917 г. призывал войска в Галиции продолжать войну во имя защиты революции. После Февральской революции стал одним из основателей и секретарем образованного 7 марта «Всероссийского союза демократического православного духовенства и мирян», в 1917 г. являлся также членом Всероссийского демократического совещания, заведовал внешкольным отделом Охтинского райсовета Петрограда, был близок к эсерам. Признал Октябрьскую революцию, проповедовал «христианский социализм». В 1918 г. под рук. В. выходила рассчитанная на массового читателя серия брошюр «Библиотека по вопросам религии и жизни». Опубликовал в издании об-ва «Соборный разум» свои сочинения «Социализм и религия» (Пг., 1918), «Паралич Церкви» (Пг., 1918), «Анархизм и религия» (Пг., 1918), в к-рых в негативном виде была представлена история христ. Церкви со времен равноап. Константина I Ве-ликого и критиковался принцип государственно-церковного союза. В период гражданской войны, сдав экстерном экзамены в неск. петроградских вузах, получил дипломы биолога, юриста, физика и математика.

В 1918-1922 гг. В. был активным инициатором разнообразных церковных мероприятий в Петроградской епархии, вместе с проф. Н. Егоровым участвовал в религ. диспутах, отстаивал христ. взгляды. В 1920-1922 гг. возглавлял созданные им Захарие-Елисаветинское братство и церковно-богословские приходские курсы. В апр. 1920 г. являлся председателем 1-й конференции петроградских братств, проведение таких конференций началось по инициативе В. Активная апологетическая и церковно-общественная деятельность В. способствовала его сближению с Петроградским и Гдов-ским митр. сщмч. Вениамином (Казанским), ставшим крестным отцом одного из сыно-вей священника. В 1921 г. В. был возведен в сан протоиерея.

18 февр. 1922 г. в газ. «Петроградская правда» была опубликована статья В. «Церковь и голод: Обращение... к верующим», содержавшая демагогические призывы и об-винения в адрес петроградского духовенства. В. настаивал на том, что главной задачей Церкви в условиях разразившегося в стране голода была помощь гос-ву в изъятии цер-ковных ценностей. Данная публикация была одной в ряду многих, появление к-рых предшествовало изданию 28 февр. декрета ВЦИК об изъятии церковных ценностей. В марте 1922 г. В. вошел в «Петроградскую группу прогрессивного духовенства» и 24 марта вместе с др. членами группы подписал провокационное и носившее характер до-носа «Воззвание группы священников» («Письмо 12-ти»), в к-ром содержались призывы жертвовать все церковные ценности на нужды голодающих и обвинения духовенст-ва в контрреволюционности и равнодушии к страданиям народа.

Почти сразу после своего начала кампания по изъятию ценностей стала сопровож-даться массовыми репрессиями духовенства, в связи с чем митр. Вениамин обратился к В. с просьбой стать посредником при переговорах с представителями власти. Однако деятельность В., открыто поддерживавшего власти, лишь ухудшила положение, и 10 апр. на собрании петроградского клира митр. Вениамин обвинил В. в предательстве, сказав, что по вине В. и А. Боярского арестовывают священников. 12 и 18 мая 1922 г. с одобрения и под контролем Антирелигиозной комиссии и ГПУ В. вместе с др. буд. дея-телями обновленчества священниками Е. Белковым, Боярским и С. Калиновским побы-вал у находившегося под домашним арестом Патриарха св. Тихона с целью убедить его передать им высшую церковную власть. Итогом этих встреч стало ужесточение усло-вий содержания под арестом Патриарха, перемещенного в Донской мон-рь, и образова-ние антиканонического Высшего церковного управления (ВЦУ), что означало организа-ционное оформление обновленческого раскола. 19 мая В. вошел в состав ВЦУ, неск. днями ранее - 13 мая он подписал воззвание «Верующим сынам православной Церкви Российской», к-рое было составлено новообразованной «инициативной группой про-грессивного духовенства» «Живая Церковь» и стало первым программным документом обновленчества.

Обоснованию деятельности по «обновлению» (фактически расколу) Церкви был посвящен ряд работ В. 1922-1923 гг.: «О социально-экономическом вопросе с точки зрения Церкви» (Живая церковь. 1922. № 2), «Что нужно Церкви» (Там же), «Церковь Пат-риарха Тихона» (М., 1923), «Церковь и гос-во: (Очерк взаимоотношений церкви и гос-ва в России, 1918-1922)» (М., 1923), «За что лишили сана бывшего Патриарха Тихона?» (М., 1923) и др. В своих спекулятивных построениях В. особое место уделял социальному аспекту, подчеркивая, что церковным идеалом являются всепрощение, отрицание классов и национальных различий, осуждение всех видов эксплуатации и насилия. Главный «грех... старой Церкви», по мнению В., заключался в том, что она не осуждала капитализм, между тем как «Церковь должна освятить правду коммунистической рево-люции», ибо в гос. сфере большевики, как писал В., «воплотили принцип социальной правды» и ближе, нежели предшествующие правители, «подошли к исполнению заветов Христа». Патриаршую Церковь В., переводя свои рассуждения в политическую плоскость, называл «боевым органом контрреволюции», «церковью контрреволюционеров», что, по мнению обновленца, с особой силой проявилось на Поместном Соборе 1917-1918 гг.

28 мая митр. Вениамин обратился к петроградской пастве с особым воззванием, в к-ром объявил о запрещении в священнослужении В. и др. членов ВЦУ и отлучении их от Церкви за учиненный раскол. На следующий день В. в сопровождении бывш. председателя петроградской ВЧК И. Бакаева посетил святителя, требуя снять запрещение. Митр. Вениамин отказался и 1 июня был арестован. В. неоднократно подчеркивал свою близость к органам гос. власти, в особенности карательным. На собрании петроградского духовенства 5 июня лидер обновленчества сделал доклад, в к-ром сказал, что расстрел 5 священников (2 июня 1922), после Московского процесса,- это ответ гос-ва на его, В., отлучение и что, если пастырское собрание не сделает правильных выводов из этого факта, то это будет последнее пастырское собрание в епархии (Из показаний прот. П. Кедринского на Петроградском процессе 1922 г.- Архив УФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. Д. 89305. Т. 17. Л. 75-76).

После совещания с др. викариями Петроградской епархии и по причине откровенного давления со стороны властей, угрожавших расстрелом митр. Вениамина, вступив-ший во временное управление Петроградской епархией Ямбургский еп. Алексий (Симанский) (впосл. Патриарх Московский и всея Руси) 4 июня снял с В. запрещение. На начавшемся 10 июня судебном процессе над митр. Вениамином и др. клириками и мирянами Петроградской епархии (см. ст. Петроградский процесс) В. намеревался выступать на стороне защиты, однако 12 июня, после первого заседания, выходя из зала суда, он был тяжело ранен в голову камнем, брошенным верующей женщиной. 6 июля, спустя день после вынесения судом смертного приговора митр. Вениамину и др. 10 обви-няемым, обновленческое ВЦУ постановило «лишить сана и монашества» осужденных клириков, а мирян - «отлучить от Церкви». Однако сам В. скорее всего не был причастен к принятию данного решения, т. к. находился на тот момент в тяжелом состоянии после травмы, а 25 июля уже ходатайствовал перед зам. председателя СНК РСФСР А. И. Рыковым о помиловании митр. Вениамина.

Наметившиеся к тому времени разногласия внутри обновленчества привели к образованию 20 авг. 1922 г. внутри «Живой Церкви» группы «Союза церковного возрожде-ния», к к-рой В. присоединился 5 сент. Однако из-за конфликта с лидером группы еп. Антонином (Грановским) в окт. В. оставил «Союз церковного возрождения» и вошел в группу «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ), программа к-рой носила откровенно антиканонический характер и включала требования «обновления религиоз-ной морали», введения женатого епископата, использования рус. языка за богослуже-нием, закрытия большей части «выродившихся» мон-рей, воплощения идей «христианского социализма» во внутрицерковной и общественной жизни, участие на равных правах клириков и мирян в управлении делами общин.

Отсутствие в СОДАЦ епископов вынудило В. восстановить общение с «Живой Церковью», и 16 окт. 1922 г. он вновь вошел в состав ВЦУ и стал заместителем председате-ля. Активно участвовал в работе обновленческого «II Поместного Собора» 1923 г., где 3 мая выступал с докладом, в к-ром настаивал на лишении сана Патриарха Тихона, называя Патриарха «изменником делу Христову». В тот же день «Собор» принял постановление, разрешавшее брак епископам, и 4 мая В. был избран «архиепископом Крутицким, первым викарием Московской епархии». «Хиротония» В., находившегося в брачном состоянии, прошла 6 мая в храме Христа Спасителя. В авг. 1923 г. он вошел в состав образовавшегося обновленческого «Священного Синода» в качестве 2-го замес-тителя председателя, возглавил в «Синоде» адм. и просветительный отделы и миссионерский совет. В нач. 1924 г. В. также было поручено заниматься зарубежными делами с возведением его в сан «митрополита Лондонского и всея Европы». Однако попытка обновленцев получить хотя бы один храм за рубежом претерпела неудачу, и в сер. 1924 г. В. был присвоен титул «митрополита-апологета и благовестника истины Христовой». На открывшемся 1 окт. 1925 г. обновленческом «III Всероссийском поместном Соборе православной Церкви» В. был избран «товарищем председателя Собора». Во вступительном докладе, открывая «Собор», В. зачитал заведомо ложное письмо обнов-ленческого «епископа» Николая Соловья о том, что в мае 1924 г. Патриарх Тихон и митр. Петр (Полянский) якобы послали с Соловьём в Париж вел. кн. Кириллу Владимировичу благословение на занятие царского трона. Как и мн. др. устные и печатные заявления В., это выступление имело характер доноса и послужило причиной скорого ареста митр. сщмч. Петра.

В 20-х гг. В. пользовался популярностью как проповедник и оратор, часто выступал с лекциями, участвовал в диспутах на религ. темы с наркомом просвещения А. В. Луна-чарским (диспуты: Христианство или коммунизм. Л., 1926; Личность Христа в совр. науке или лит-ре. М., 1928). Являлся профессором обновленческих Московской бого-словской академии и Ленинградского богословского ин-та. В 1924 г. обновленческой Московской академией был удостоен степени «доктора богословия», в 1933 г.- степени «доктора христианской философии», в 1932-1934 гг. возглавлял академию в качестве ректора.

После закрытия Храма Христа Спасителя в 1931 г. (В. служил в храме в кон. 20-х - нач. 30-х гг.) В. совершал богослужения в московских храмах: апостолов Петра и Павла на Н. Басманной ул., свт. Николая на Долгоруковской ул., Спаса на Б. Спасской ул. Со 2 дек. 1936 г. являлся настоятелем ц. во имя прп. Пимена Великого в Нововоротниковском пер. В 1935 г. вторично женился, оставаясь при этом «митрополитом». С апр. 1940 г. являлся заместителем обновленческого «первоиерарха» Виталия (Введенского). По-сле ухода последнего на покой В. был объявлен 10 окт. 1941 г. «святейшим и блаженнейшим первоиерархом московским и всех православных церквей в СССР». 13 окт. вместе с др. главами религ. конфессий (в т. ч. с митр. Сергием (Страгородским), буд. Патриархом Московским и всея Руси), В. был эвакуирован из Москвы в Ульяновск. В кон. окт. 1941 г. присвоил себе сан «патриарха» и 4 дек. 1941 г. инсценировал «патриаршую интронизацию», но из-за негативной реакции обновленческого духовенства был вынужден через месяц после «интронизации» отказаться от этого сана и оставил за собой титул «первоиерарха» и «митрополита».

В окт. 1943 г. В. вернулся в Москву, служил в ц. прп. Пимена Великого. Искал возможность воссоединения с Московской Патриархией, настаивал на своем принятии в сане епископа. Отказался от предложения, переданного через прот. Николая Колчицкого, стать после покаяния мирянином с предоставлением места сотрудника «Журнала Московской Патриархии». 8 дек. 1945 г. В. парализовало. Скончался вне общения с правосл. Церковью, завещал свой мозг Ин-ту мозга. Похоронен на Калитниковском кладбище в Москве. С кончиной В. обновленчество фактически прекратило свое существование.

Арх.: ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 79. Д. 24. Л. 16-17; Ф. 7384. Оп. 33. Д. 245, 272; Ф. 9324. Оп. 1. Д. 5. Л. 4-12, 34-35.

Соч.: Божественная литургия и Иоанн Кронштадтский // Божия Нива. 1918. № 3-5. С. 37; Церковь и голод. Пг., 1922; Церковь и революция. Пг., 1922; Программа союза общин Древле-Апостольской Церкви // За Христа. Пермь. 1922. № 1-2. С. 22-24; Что нужно церкви? // Живая церковь. 1922. № 2. С. 2-4; Что должен сделать грядущий со-бор? // Там же. С. 4-6; О социально-экон. вопросе с т. зр. церкви // Там же. № 2. С. 14-18; Кто пойдет путем обновления церкви? // Живая церковь. 1922. № 3. С. 2-4.

Ист.: Устав гражданина белого духовенства «Живая церковь». Нолинск, 1922; Ко-заржевский А. Ч. А. И. Введенский и обновленческий раскол в Москве // ВМУ: Ист. 1989. № 1. С. 54-66; Акты свт. Тихона. С. 85-87 и др.; Чельцов М. П., прот. В чём при-чина церковной разрухи в 1920-1930 гг.. // Минувшее. М.; СПб., 1994. Вып. 17. С. 418-441; РПЦ и коммунистическое государство: 1917-1941. Док-ты и фотомат-лы. М., 1996; Политбюро и Церковь;

Лит.: Степанов И. О «Живой церкви». М., 1922; Окунев Як. «Смена вех» в Церкви. Х., 1923; Титлинов Б. В. Новая Церковь. М.; Пг., 1923; он же. Церковь во время рево-люции. Пг., 1924; Ильинский Ф. И. Правда церк. раскола. Козлов, 1924; Стратонов И. Русская церк. смута: 1921-1931. Берлин, 1932; Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви, 1917-1945. П., 1977. М., 1996р; Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. П., 1977; Брушлинская О. Остался нераскаянным // Наука и религия. 1988. № 6. С. 42-46; Очерки истории С.-Петербургской епархии. СПб., 1994. С. 247, 248, 258; Левитин, Шавров Очерки смуты; Шкаровский М. В. Обновленческое движение в РПЦ XX в. СПб., 1999; Черепенина Н. Ю., Шкаровский М. В. С.-Петербургская епархия в ХХ в. в свете архивных док-тов. 1917-1945. СПб., 2000. С. 49, 84, 102, 103, 215, 216, 228; Фирсов С. Л. Власть и верующие: из церк. истории // Нестор. 2000. № 1. С. 207-231; «Обновленческий» раскол. М., 2002.

Свящ. Георгий Ореханов, М. В. Шкаровский

В этом году, 25 июля, исполнилось 70 лет со дня смерти лидера обновленческого движения в русской православной церкви, митрополита Александра Введенского. Это была неудавшаяся (или, по другим оценкам, удавшаяся, но не так, как хотели сами обновленцы) попытка реформации православия. Может показаться, что эта тема имеет только историческое значение - но нет, не так, последствия этой реформации или "недореформации" сказываются и сейчас, хотя оценивать их можно, конечно, по-разному.

«Высокий, черноволосый, коротко подстриженный, с чёрной маленькой бородкой и огромным носом, резким профилем, в чёрной рясе с золотым крестом, Введенский производил сильное впечатление. Шрам на голове дополнял картину. Какая-то старуха при выходе Введенского из храма Христа Спасителя ударила его камнем, и Введенский несколько месяцев лежал в больнице. На память Введенский цитировал на разных языках целые страницы». (В. Шаламов)

Писатель Варлам Шаламов (о котором я, кстати, вспоминал совсем недавно), бывший сыном священника-обновленца, писал о Введенском:
«Знаменитого столичного оратора двадцатых годов митрополита Александра Введенского я слышал много раз в антирелигиозных диспутах, которых тогда было очень много. Введенский разъезжал с лекциями по России, вербуя сторонников в обновленческую церковь, да и в Москве его проповеди в храме Христа Спасителя или диспут с Луначарским в театре – собирали неисчислимые толпы. И было что послушать. Дважды на него совершалось покушение, дважды ему разбивали лоб камнями, как антихристу, какие-то черносотенные старушки. Радикальное крыло православной церкви, которое возглавлял Введенский, называлось «Союзом древле-апостольской церкви» (или более кратко - «Живая церковь»). [...] Христос в понимании Введенского – земной революционер невиданного масштаба. Толстовскую концепцию о непротивлении злу Введенский высмеивал многократно и жестоко. Напоминал о том, что евангельскому Христу более подходит формула «не мир, но меч», а не «не противься злому насилием». Именно насилие применял Христос, изгоняя торгующих из храма... Идея союза с передовой наукой, борьба со всякой магией, колдовством, понимание обрядности в свете критического разума - тоже было идеей Введенского."


В июне 1941 года в Москву приехала фотокорреспондент американского журнала «Life» - Маргарет Бурк-Уайт. Её пребывание совпало с началом Великой Отечественной войны. Она пробыла в СССР два месяца и сделала уникальные фотографии, в том числе и на церковные темы. На фото - Александр Введенский со своей женой

Введенский был блестящим оратором, проповедником и полемистом, быстро и точно находил меткий и остроумный ответ на любой вопрос. Например, о модном в 20-е годы лозунге «Религия - опиум для народа» Введенский говорил: «Мы можем принять этот лозунг Маркса. Да, религия - опиум. Лекарство. Но кто из вас, - следовал обводящий зал жест, - может сказать, что нравственно здоров». А каламбур Вольтера о том, что «верующий лавочник обманет меньше, чем неверующий лавочник» Введенский комментировал так: «Если это так, одного этого достаточно, чтобы оправдать существование религии».
Шаламов считал: "Обновленческое движение погибло из-за своего дон-кихотства - у обновленцев было запрещено брать плату за требы - это было одним из основных принципов. Обновленческие священники были обречены на нищету с самого начала; и тихоновцы, и сергиевцы как раз брали плату - на том стояли и быстро разбогатели".


Александр Введенский со своим сыном от первого брака, с женой и сыном, у себя дома, 1941 год

След в истории оставили публичные диспуты наркома просвещения Анатолия Луначарского и Александра Введенского. В. Шаламов описывал свой единственный разговор с Введенским перед таким диспутом:
"Из самых высоких ораторских зрелищ того ораторского века были безусловно диспуты Луначарский - Введенский. Их было много: "Бог ли Христос?", "Христианство и коммунизм!". Попасть на эти диспуты было очень трудно, не потому, что они были платные, - это ограждение пройти было совершенно невозможно даже таким специалистам, как я и мой ближайший друг, студент того же курса и факультета МГУ, что и я. "У нас сорвались все попытки хоть какой-нибудь бумажкой заручиться. Оставался день до диспута, и я решился на крайнюю меру. Шапиро пришла мысль пойти и попросить контрамарки, но не у Луначарского и его многочисленного окружения - а у Введенского. "В этом есть что-то - комсомолец МГУ у архиепископа - обязательно даст", - рассуждал Шапиро. Но кто пойдёт? Кто будет говорить? И что? Но у меня сразу же сверкнул в голове план, и мы помчались в Троицкое подворье отыскивать Священный Синод, а там получить домашний адрес епископа.
По узким, заставленным шкафами коридорам, мы добрались до канцелярии Священного Синода. Одна единственная комната с единственным столом. Сидевший за столом человек встал и сказал, что архиепископа сейчас нет.
- А где он живёт?
- Да тут и живёт, - сказал канцелярист, - вот тут за дверью. Что ему сказать, если он дома? Кто его спрашивает?
- Скажите, что его спрашивает сын священника Шаламова из Вологды.
Закрытая дверь сейчас же распахнулась, и Введенский вошёл в комнату, очевидно, стоял за дверью и слышал наш разговор. Дома он был в вельветовом пиджаке и полосатых каких-то брюках.
Я изложил нашу просьбу.
- Охотно, - сказал Введенский, сел к столу и, выдвинув ящик стола, взял тонкий листок с типографским адресом и написал: "На два лица, А.В."
- С удовольствием выполняю просьбу, - сказал Введенский. - Прекрасно помню вашего отца. Это слепой священник, чьё духовное зрение видит гораздо дальше и глубже, чем зрение обыкновенных людей.
Я, разумеется, написал об этом отцу и доставил ему большое удовольствие."

А вот как происходил сам диспут:
"Диспут "Бог ли Христос?" - Луначарский - Введенский. Быстро работая локтями, мы добрались до первого контроля и попали во внутреннюю цепь - добровольцев, которые сами, каждый вызвался на эту работу, чтобы послушать двух знаменитых ораторов.
Мы постарались проникнуть в партер, и нам это удалось. Хотя, конечно, все время пришлось стоять. Но это не имело никакого значения. ... Александр Введенский вышел в чёрной рясе, перекрещенной цепями креста и панагии, черноволосый, смуглый, горбоносый. Вышел и сел за длинный красный стол без всякой застилки, где в президиуме уже сидели лица разного революционного калибра - от народовольца вроде Николая Морозова до социал-демократов вроде Льва Дейча. ... Взрывы аплодисментов, требующих начала - существует такой вид аплодисментов, становились всё чаще. Наконец, Луначарский встал и пошёл к трибуне, разложил на ней листки и начал свой доклад - одно из тех пятидесяти выступлений Луначарского, которые довелось слушать мне, тогдашнему студенту. Луначарский был нашим любимцем. Это был культурный, образованный человек, чуть-чуть злоупотреблявший этой культурой, почему недруги из нашей же среды звали его "краснобай"."


Заседание обновленческого Священного Синода, 1926 год

Из воспоминаний другого слушателя диспута и участника обновленческого движения (а потом, в 60-е годы - советского диссидента и политзаключённого) Александра Краснова-Левитина:
"Воодушевление овладело оратором [Введенским], он ничего не слышал и не видел. Оно передалось в зал. Половина публики повскакала с мест. Луначарский на эстраде, видимо, тоже нервничал, менял места. После окончания - минута тишины. Потом взрыв аплодисментов. Антракт. В антракте сплошной гомон. Спорящие голоса. Взволнованные лица. Звонок. Речи ораторов-безбожников. Их никто не слушает. Но вот на трибуне снова Луначарский. Начал речь признанием: «Я не собираюсь конкурировать с высококвалифицированным религиозным гипнотизёром» (крики: «Ещё бы!»). Речь в юмористическом тоне, через который, однако, прорывается раздражение. Ссылка на Ленина. Аплодисменты, но холодные, официальные. Конец.
Верующие взволнованы. Выхожу на улицу. Помню обрывки реплик: «...но ведь женатый!» «Ну и пусть! Я ему ещё десять приведу! Пусть только проповедует!» Я прихожу домой в совершенно восторженном состоянии. Поля, которая тоже была со мной на диспуте, хотя и не всё поняла, но тоже в восторге. Долго не могу заснуть. Всё раздаётся в ушах чудесный тенор великого проповедника. С тех пор я не пропускал ни одного диспута."
Самый эффектный удар по оппоненту, оставшийся в истории, Введенский приберёг на конец диспута.
- Анатолий Васильевич считает, что человек произошел от обезьяны. Я же держусь другого мнения. Ну, что ж, каждому его родственники лучше известны.
Шаламов: "Буря аплодисментов приветствовала эти слова. Зал встал и аплодировал целых пятнадцать минут. И мы ждали, как же ответит Луначарский на такой удачный удар противника. Обойти этот вопрос было нельзя - по законам диалектических турниров того времени. Промолчать - значит признать поражение. Но Луначарский не промолчал. Всё заключительное слово он посвятил разбору аргументов содокладчика и казалось, что он уже от ответа уходит. Но Луначарский не ушёл, и мы удовлетворённо вздохнули.
- Вот архиепископ Введенский упрекнул меня за такое родство с обезьяной. Да, я считаю, что человек произошел от обезьяны. Но в том-то его гордость, что на протяжении сотен тысяч поколений он поднялся от пещеры неандертальца, от дубинки питекантропа до тонкой шпаги диалектики участника нашего сегодняшнего турнира, что всё это человек сделал без всякой помощи бога, а сам."


Обложка сборника полемических речей Луначарского и Введенского и карикатура на их диспут

Краснов-Левитин: "Введенский не укладывается ни в какие рамки, ни в какие правила школьной гомилетики. Амплитуда его как оратора поистине беспредельна. Иногда он - лектор. Однажды против него выступало 11 специалистов (это был диспут на тему « Наука и религия »). Он оперировал точными данными из высшей математики, биологии, физики. Оперировал теорией относительности, астрономическими терминами. Его оппоненты возражал ему, заикаясь от волнения, выглядели школьниками. Другой раз перед вами был трибун, Савонарола, который обличал, громил, а потом голос вдруг смягчался, и он, как бы всматриваясь в даль, говорил о весне, приходящей в мир, об обновлении мира тихостью Святого Духа. А иногда его речь была тихой исповедью, лирическим раздумьем о судьбах мира, о судьбах церкви. Тихая грусть как бы овевала слушателей. И тем неожиданнее был взрыв в конце. Призыв к вере, восторженное исповедание веры в Бога. Особенно впечатляюще он говорил о Христе, о Его любви. Христос - это единственная светящаяся точка в истории, в этом мире, в котором царствует хаос страстей. «Какой ужас, какая гибель в душе без Христа!» - восклицал он, и всех охватывал ужас..."
Краснов-Левитин описывал и диспут января 1928 года, где Введенский состязался со своими оппонентами по тихоновской или, как её тогда насмешливо называли, "мёртвой" церкви. И этот диспут блестящий полемист Введенский, по мнению Левитина, проиграл.
"От обновленцев выступал митрополит Введенский, от староцерковников - бывший ректор Петербургской Духовной Семинарии, в это время настоятель храма Волкова кладбища, прот. Кондратьев. Сначала говорил Введенский. Первая часть его доклада была посвящена порокам церкви. Он говорил о цезарепапизме, процитировал слова Юстиниана, обращённые к епископам, «бессмертные по цинизму»: «Моя воля - вот ваш канон». Рассказал о том, как в ризнице Пантелеймоновской церкви он нашёл старинную икону «Семь Вселенских Соборов». Посредине император Константин, а по бокам семь маленьких кружков - семь Вселенских Соборов. «Древний иконописец здесь графически изобразил значение в церкви императорской власти и вселенских соборов!» Он затем говорил о традиционном консерватизме церкви. Процитировав слова Канта, что верующие люди всегда идут в арьергарде научных достижений человечества», Введенский с жаром заявлял, что назначение верующих христиан - идти впереди человечества, нести горящий факел мудрости и справедливости среди кромешной тьмы. Он заявил, что церковь не должна быть музеем, где все тщательно запротоколировано, проинвентаризировано и покрыто вековой пылью. «Откройте окна, впустите свежий воздух, пусть ворвётся в церковь солнечный свет», - исступленно требовал он.
Затем говорил отец Кондратьев, старик с большой белой бородой. Он весьма ехидно заявил, обращаясь к Введенскому: «Вы не отказались от политики, а переменили политику. Спросите любую из наших женщин, кто вы такие. Она вам ответит кратко: "красные попы". (Смех, аплодисменты. Улыбается и Введенский.) «Вы не отказались от подчинения государству, а лишь переменили хозяина». ... Наконец, отец Кондратьев огласил сенсационный документ: секретный циркуляр, подписанный Введенским как заместителем председателя Синода, обращенный к епархиальным архиереям, в котором рекомендовалось (в случае необходимости) обращаться к органам власти для принятия административных мер против староцерковников. «Вот Ваш факел, который Вы хотите нести человечеству», - говорил отец Кондратьев, потрясая злополучным циркуляром в старческой руке. Взрыв аплодисментов одной части зала. Обновленцы смущённо молчат, впечатление потрясающее. Слово берёт Введенский, который говорит, что он всегда боролся с Красницким и всегда был против административных мер, но впечатление не в его пользу: тут и всё его красноречие бессильно. Затем выступают комсомольцы, сектанты. Наконец, слово предоставляется молодому, энергичному батюшке - отцу Борису (староцерковнику) из храма Бориса и Глеба на Калашниковой набережной. Краткое, но сильное выступление. О Введенском говорит: «Какой оратор, какие знания, какие способности. Но иногда от небольшой ошибки инженера может рухнуть грандиозный мост. Не случилось бы этого с Введенским! Он допустил одну, как будто и неважную, как будто только тактическую, ошибку: пошёл на временный союз с безбожниками. И от этой ошибки рухнет всё его сооружение». И заключительные слова отца Бориса: «Обновленчество, староцерковничество - это всё только эпизоды. Главное в другом: это арена расчищается для последнего смертного боя между вами, безбожниками, и нами, божниками». Гробовая тишина. Все ошеломлены смелостью священника..."
Александр Введенский умер в 1946 году, так и не примирившись с церковью патриарха Сергия (с которым, кстати, был хорошо знаком ещё по тем временам, когда тот сам был обновленцем, и вместе, в одном вагоне, ехал в эвакуацию в 1941 году). В 1944 году в газетах появилась переписка Введенского с И. В Сталиным. Введенский написал, что «желая принять посильное участие во всенародном подвиге, внёс 4 марта в Московскую городскую контору Госбанка мой драгоценный архиерейский наперсный усыпанный изумрудами крест». В ответе (опубликованном в «Известиях» 21 апреля 1944 года) Сталин вежливо благодарил Введенского от лица Красной армии и передавал свой привет, однако именовал его не «первоиерархом», а «Александром Ивановичем».
Вывод В. Шаламова: "Александр Введенский и был тем церковным реформатором, - их очень много в истории и не только России - чьи идеи одержали победу, отстранив и уничтожив самого новатора. То, что в русской церковной истории называется наследством патриарха Сергия - это и есть идеи Введенского, принятые на вооружение при отстранении их автора и главного идеолога".

Стенограмма диспута Введенского и Луначарского "Христианство или коммунизм" 20 сентября 1925 года:
http://www.runivers.ru/philosophy/chronograph/436128/


А в красной печати в 20-е годы обновленцам доставалось почти столь же крепко, как и их церковным оппонентам. И. Малютин. Карикатура на «красную церковь». «Среди некоторых церковных служителей возникла мысль об организации „красной церкви". „Если есть краскупы (красные купцы), - рассуждают они, - то почему же не могут существовать краспопы?"».
Много нынче развелось у нас церквей:
Есть живая», есть «живой» ещё живей!
Есть живейшая, и есть совсем «антик» -
Церкви новые пекутся каждый миг.
Церковь красную выдумывает поп,
Церкви новые заткнуть за пояс чтоб!
Рядом с Марксом - лик «божественный»
Христа, На иконе - серп и молот... Кра-со-та!
(«Крокодил». 1923 г.)


И. Малютин. Карикатура на «Живую церковь». «Уголок мол. Костюм № 1 - „Живая церковь". Костюм выходной: брюки по последнему берлинскому фасону (можно перешить из синей шёлковой рясы), пижама с широкими рукавами и с вышивками, воротник из малинового крепдешина с бейками. Шляпа - цилиндр. Костюм № 2 - „красная церковь". Костюм служебный: юбочка из парчи, манто с кокеткой, отороченное крестовидным шитьём, на ногах высокие дамские ботинки. Шляпа комбинированная» («Крокодил». 1923 г.).


Д. Моор. Карикатура на «Живую церковь». «Перерегистрация святых». «Живая церковь: - Позвольте, гражданин угодник. Всем известно, что Вы дворянского происхождения. Мы исключаем Вас из месяцеслова за шкурничество и оторванность от небесных масс» («Крокодил». 1922 г.).

(обновленческий), Первоиерарх Православной церкви в СССР.
Родился 30 августа 1889 года в Витебске. Отец – Иван Андреевич, гимназический учитель, затем директор гимназии и статский советник; мать – Зинаида Саввична (†1939). Назван в честь Святого Александра Невского.
Окончил историко-филологический факультет Императорского Петербургского университета. В 1912 женился на дочери предводителя провинциального дворянства. В 1914 экстерном сдал экзамены и получил диплом Петербургской духовной академии.
В июле 1914 рукоположен во священника епископом Гродненским Михаилом (Ермаковым). Был назначен священником в один из гродненских полков. С 1916 – настоятель Церкви Святого Духа Николаевского кавалерийского училища (по другим данным: Церкви Святого Николая офицерской кавалерийской школы). Был одним из организаторов и секретарь петербургского Союза демократического православного духовенства и мирян, возникшего в марте 1917 в Петрограде. Член Предпарламента как представитель православного духовенства. После 1919 Александр Введенский был много лет настоятелем церкви Захария и Елизаветы в Петрограде. В конце 1910-х – начале 1920-х годов получил экстерном ещё несколько образований (юриста, биолога, физика и другие). В 1921 возведён в сан протоиерея.
Александр Введенский считается в официальной истории Русской Православной Церкви основоположником обновленческого раскола и его апологетом.
Был выдающимся церковным деятелем до раскола, таким и оставался после него.
Был активным участником 2-го обновленческого (т.н. Всероссийского Поместного Священного) Собора 1923, на котором было принято решение лишить Патриарха Тихона сана и монашества (Александр Введенский также подписал его).
6 мая 1923 года хиротонисан во епископа Крутицкого, викария Московской епархии. В 1924 возведён в сан митрополита и назначен управляющим Московской епархии. Был постоянным членом обновленческого Священного Синода. Был преподователем в некоторых обновленческих богословских учебных заведениях (с 1932 – профессор и ректор Московской богословской академии; в 1933 Советом этой академии удостоен степени доктора христианской философии). Был настоятелем Храма Христа Спасителя в Москве. С 2 декабря 1936 – настоятель храма преподобного Пимена Великого в Новых Воротниках в Москве.
С апреля 1940 – заместитель Первоиерарха Православной церкви в СССР. С 10 октября 1941 – Первоиерарх Православной церкви в СССР. Тогда же принят титул: «Святейшего и Блаженнейшего Великого Господина и Отца». Священный обновленческий Синод принял решение о восстановлении патриаршества и постановил преподнести это звание митрополиту Александру (Введенскому) на предстоящем у них Всероссийском Церковном Соборе.
В середине 1940-х годов обновленческий раскол стал сходить на нет.
Скончался 26 июля 1946 года от паралича. Был отпет Филаретом, митрополитом Свердловским (Обновленческой Церкви).
Погребён на Калитниковском кладбище в городе Москва . Могила на шестом участке , за алтарём Скорбященского храма.

Вместе с ним погребены его близкие родственники:

  • сын

    • (08.10.1884–04.04.1973)

    Жизнеописание

    Александр Петрович Введенский родился 8 октября 1884 года на Юге Российской Империи, в Черниговской губернии. Отец его был православным священником, и сын, отдавая дань обычаям русской старины, пошел по стопам своего родителя. В те времена подобный "семейный подряд" являлся устоявшейся традицией, а сословность служила одним из столпов православного государства. Надо отметить тот факт, что из всех сословий Царской России в России современной, несмотря ни на какие катаклизмы ХХ столетия, сохранилось именно священство, и в этом парадоксе можно узреть несомненное чудо Божие.

    В 1905 году Александр Введенский окончил Черниговскую духовную семинарию. Ещё во время учебы Александр Петрович познакомился со своей будущей женой - Софьей Максимовной (в девичестве Журавлевой). Спустя многие годы матушка Софья рассказывала внукам о том, что в то время, когда Александр Петрович учился в семинарии, она горячо молила Господа, чтобы Саша стал её мужем. юной христианки была услышана - Софья Максимовна вышла замуж за Александра Петровича, став ему верной спутницей и надежной помощницей в нелегком пастырском труде.

    Из воспоминаний А.П.Введенского о встрече с профессором МДА Голубцовым.

    Я окончил Академию в 1908 г. Следовательно, в июне сего года я простился с любимым всеми студентами профессором Александром Петровичем Голубцовым. С того времени прошло 58 лет. За это время, скажу словами А.С. Пушкина: Немного лиц мне память сохранила. Немного слов доходит до меня, А прочее погибло безвозвратно.
    Но наша память подобна догорающей лампе. Вот-вот она погаснет. И действительно - погасла, а через минуту она ярким пламенем вспыхивает, освещает тьму комнаты и вы все видите, как на ладони.
    Вот эти вспышки света, появляющиеся в нашем сознании при нажиме памяти, я и хочу предложить вниманию Вашего Высокопреосвященства.
    Я окончил Черниговскую Духовную Семинарию первым учеником и как таковой был послан на казенный счет в Московскую Духовную Академию.
    Получив прогонные (10 руб.), я 16 августа со страхом и трепетом выехал в Москву. Приехав на Киевский вокзал, а взял извозчика и переехал на Ярославский вокзал. Там уже стоял поезд на Сергиево. Но публики было столько, что нечего было и думать о получении места. Но попался носильщик, которого я и до сих пор с благодарностью вспоминаю. Он схватил мои вещи и, протолкав публику, вошел в вагон и я за ним. Мне попалось место возле окна. Напротив меня сидел солидный человек, внушающий к себе доверие по одному своему виду. Я снял с себя плащ и остался в семинарской тужурке с погонами на плечах, на которых было вышито серебром три больших буквы ЧДС.
    - Это что за форма? - спросил приятным баритоном мой сосед.
    Я ответил, и между нами завязался приятный разговор, который помню и до сего дне [так в письме].
    - Едете в Академию поступать?
    - Думаю, что едете во всеоружии?
    - Готовился добросовестно, но что толку от моей подготовки.
    - Ничего не понимаю.
    - Видите в чем дело. В детстве я долго болел. И меня пичкали бромом, который совсем отнял у меня память. Поэтому я урок твержу, но через день забываю его. Так что я едва-едва донесу свои знания до экзамена.
    - Ничего, ничего. Господь поможет Вам. Не теряйте только надежды на Него. Теперь по случаю знакомства нашего закусим. Я угощу Вас своими любимыми копчушками. Эта рыбка мягкая, нежная и притом очень вкусная.
    Я стал было по своей застенчивости отказываться, хотя страшно хотел есть. Но мой знакомый похлопал меня по плечу и сказал:
    - Довольно! Довольно!
    Я, помню, оторвал хвостик от положенной на бумагу рыбки, а мой знакомый рассмеялся, положил еще другую и сказал:
    - Вот ваша порция. Все поешьте и не отказывайтесь, а то заставлю еще больше есть. Сказано народом: "Гость подневольный человек"!
    Закусили, а тем временем поезд подходил к Сергиево.
    - Ну, давайте познакомимся. Я - профессор Академии - Александр Петрович Голубцов. А Вас как величают, молодой человек?
    - Александр Петрович Введенский.
    - Так вы, значит, тезка мой! Очень приятно. Отныне я Ваш помощник и покровитель. Чувствую, что Сам Господь вручил Вас моему попечению. Вашу руку
    Мы подали и пожали друг другу руки. Я был на верху счастья, надежд и очарования.
    В Сергиево профессор взял извозчика, усадил меня и сам сел рядом со мною. Поехали. Но едва доехали до первого домика, стоявшего на косогоре, как извозчик остановился. Громадная толпа народа перерезала нам путь. Извозчик начал кричать.
    - Дорогу, а то всех вас подавлю. Разойдись!
    Толпа шарахнулась в сторону и нашему взору предстала необыкновенная картина. А именно. Возле дома стоял совершенно раздетый, но в кальсонах и рубахе человек и кричал:
    - Пустите, я хочу приложиться к мощам Преподобного Сергия. А жена его держала за руки и молила:
    - Сережа, вернись, оденься, и я вместе с тобой пойду до Преподобного.
    - Ах, Боже мой, - вполголоса пробурчал мой тезка. - Да ведь это профессор Академии и домовладелец сего дома лишнюю рюмку хватил и потому куролесит.
    Александр Петрович слез с дрожек, подошел к раздетому товарищу и говорил громко, так что и я был свидетелем сего инцидента.
    - Сережа, друг мой! В таком виде идти к Преподобному грешно. Ты этак оскорбишь память Преподобного и опозоришь себя. Вернись! Оденься, и мы вдвоем пойдем. Но только сперва протрезвись.
    Виновник скандала повиновался и вернулся домой. А Александр Петрович сел на дрожки, довез меня до Академии, поручил швейцару отвести меня до инспектора, а сам вернулся на место происшествия.
    "Какой добрый, примерный друг и сослужитель!" - подумал я.
    Инспектор повелел швейцару отвести меня в комнату №1, которая была внизу квартиры. И там я познакомился со своими новыми товарищами, приехавшими держать экзамены из Полтавы, Курска, Витебска и Пензы.
    Отдохнувши, я принялся повторять предметы, по которым предстоял экзамен. Экзамены начинались 21 августа. В моем распоряжении еще было 2 дня.
    Первым экзаменом был письменный. Накануне его Александр Петрович вызвал меня и предложил пройтись по прекрасному саду, расположенному перед Академией. Как только мы вошли во внутрь сада, профессор предложил посидеть и отдохнуть.
    Я любовался зданием Академии. Профессор неожиданно задает вопрос:
    - А помните, какой писатель назвал русский народ Богоносцем? и почему?
    Я ответил: - Ф.М. Достоевский, который знал идеалы русского народа, его пастырей и учителей, воспитавших его на Евангелии и Библии .
    - Прекрасно. Вы еще на досуге продумайте эту тему.
    Я два дня думал по этому вопросу, а через два дня Инспектор Академии давал ним экзаменационную тему по русскому письменному: "Воспитательное значение Библии ". Я написал благодаря А.П. - на 5.
    Сердечное спасибо тебе, мой добрый учитель! За эту помощь я ежедневно утром и вечером молюсь Творцу Вселенной о упокоении твоей доброй души.
    Поступив в Академию, я первым долгом счел познакомиться с ее библиотекой. Мне передавали прямо таки басни о всезнающем библиотекаре Попове. Говорили о нем, что он знает так хорошо библиотеку, что назови ему любую книгу, и он скажет - в каком шкафу, на какой полке стоит она.
    Захожу кабинет библиотекаря, вижу - сидит Ал-др Петрович и возле него куча книг. То библиотекарь подобрал Нашему папе нужные ему книги. И я заметил, что Наш папа никогда не обременил служителей доставлять ему на дом книги. Всегда сам приносил домой и журналы и книги. С библиотекарем он дружил сам нес да благодарил его за услуги.
    В первое воскресение после начала занятий я пошел в Академическую церковь. И там сразу заметил Ал-дра Петровича. Стоял он и молился. Крестное знамение полагал истово, благоговейно и кланялся в пояс. Сначала я думал, что он старообрядец, но оказалось - настоящий православный христианин. Приятно было видеть чистоту православия в его лице. Замечу кстати, что его примеру следовали и студенты всех курсов Академии, а также посещавшие храм из Сергиева Посада.
    Как-то раз мой товарищ Щетинин, живший в одной комнате со мной, пришел поздно вечером и говорит:
    - Товарищи! Я только что из гостей, был у проф. Голубцова".
    - Как же ты попал к нему? - все чуть не разом спросили его.
    - А сам профессор позвал меня к себе и попросил меня переписать красивым, четким почерком для печати его рукописи. Сначала я с трудом разбирал его рукописания, а после привык и без труда разбирал его археогогические сочинения. Платит он с листа. И платит очень для меня сходно. Зато супруга его, Ольга Сергеевна, потчует дивными пирогами. Я согласен отказаться от гонорара, но от пирогов - никогда. Такие они вкусные. Куда нашим кондитерам.
    Профессор в присутствии Щетинина рассказывал все академические новости. И мы, студенты, завидя Щетинина, спрашивали его, а ну-ка расскажи, что там в сферах слышал. А Щетинин, бывало, отвечал: "Новости не так вкусны, как подовые пироги". И тут в сотый раз описывал их. А раз принес и с собой для пробы. И я пробовал и находил, что таковых действительно не едал на своем веку.
    Начались беспорядки. Они порождены были группой наших братушек - Болгар, Сербов, Черногорцев, Румын, Греков, которых в Академии было достаточно, которые не учились, а только играли в карты, пьянствовали, развратничали. Они и подняли шумиху, звали к забастовке. Русские студенты, прежде чем дать свое согласие, порешили узнать мнение проф. Св. Писания Нового Завета Муретова, задав ему такой вопрос: не противоречит ли Св. Писанию забастовка?
    Профессор явился на сходку и в присутствии Ректора Еп. Евдокима и др. профессоров дал такой ответ: если вы добиваетесь хорошего, то можно, а если плохого, то нельзя.
    Но тут поднялся Александр Петрович и сказал:
    - Дорогие студенты! Я очень рад, что вы хотите согласовать свое поведение со словом Божиим. Позвольте в таком случае напомнить слова Ап. Павла: "Всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власти, аще не от Бога. Тем же, противляяйся власти - Божьему поведению противляется". Так и вы, дорогие студенты, поступайте, и благословит ваше доброе намерение. Забастовка была сорвана. Ректор Академии, благословляя Александра Петровича, сердечно благодарил его за спасение. Но после братушки привели патентованных агитаторов, и они повернули дело по-другому.
    Церковная археология читалась в Академии на 3 курсе. Но я, не дожидаясь пошел к Александру Петровичу еще на 1-м курсе.
    Читал он в 4-й аудитории. Я пришел, уселся на последней парте и стал ожидать.
    После звонка он через одну минуту тихонько открыл дверь, вошел в аудиторию и остановился. Высокий, представительный, с небольшой бородкой, он выслушал молитву и, поклонившись направо и налево, взошел на кафедру и стал говорить о стилях древних и новых храмов. Подробно остановился на византийском стиле и стал художественно описывать константинопольский храм Св. Софии.
    Во время описания я заметил, что румянец появился на его щеках, глаза горели и он был один восторг, одно очарование.
    Вот все крохи, которые сохранила мне память о Вашем папе. Общее мнение
    Самый благородный,
    глубоко верующий -
    самый трудолюбивый
    и к студентам относился
    как брат, более - как родной отец.

    В 1909 году Александр окончил Московскую духовную академию со степенью магистранта богословия. 14 сентября того же года он был рукоположен в священнический сан и назначен законоучителем 2-й мужской гимназии в городе Одессе. С 1915 по 1919 годы отец Александр служил законоучителем в Одесском реальном училище, имевшем в ту пору свой храм во имя святого благоверного Великого Князя Александра Невского - небесного покровителя батюшки. В 1919 году его назначили священником Вознесенской (Мещанской) церкви города Одессы. В 1925 году он становится настоятелем Ботанической церкви. В 1927 после печально известной Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Православной Церкви к советской власти отец Александр принимает сторону митрополита Иосифа (Петровых) - будущего священномученика, одного из духовных лидеров православных катакомб, не принявшего политику владыки Сергия. Спустя четыре года отец Александр берет под свое духовное окормление Алексеевскую церковь.

    В Одессе батюшка был широко известен в церковных кругах по диспутам с обновленцами. Еще в первые годы революции отец Александр, не страшась преследований, смело обличал обновленческую ложь, порожденную большевиками. Тем самым он спас от соблазна многие души, поскольку смута охватила тогда немалую часть православных одесситов, ведь враг рода человеческого, как известно, может прельстить даже избранных. Позже отец Александр расскажет своему внуку Михаилу, как в тревожные дни революции и гражданской войны его на диспуты с обновленцами всегда сопровождали крепкого телосложения прихожане, потому что в то время на улицах стреляли и было небезопасно проводить подобные встречи. В те трудные для Церкви годы отец Александр был одним из немногих оставшихся в советской России священнослужителей, получивших до революции высшее духовное образование. И не удивительно, что местные большевики постоянно информировали Москву об опасности пребывания протоиерея Введенского в Одессе. Искуснейший проповедник - отец Александр представлял идеологическую опасность для советской власти, поэтому в 1933 году его приговорили к трем годам ссылки на Беломорканал.

    В 1936 году батюшка вышел на волю, но какая была эта воля! Приближался период "безбожной пятилетки", советская власть завершала тотальное уничтожение православных храмов, почти всё высшее духовенство находилось в заточении. Многие священнослужители приняли мученическую кончину, те же, кто остался в живых, лишились своих приходов, поэтому отец Александр был вынужден временно уйти на гражданскую работу. Промысл Божий направил его в суровый Уральский край, где и в добрые царские времена православных насчитывалось в два раза меньше, чем в средней полосе России, в период же безбожной пятилетки действующих храмов на всем Урале можно было и вовсе сосчитать по пальцам. Но даже и в те страшные годы большевистских репрессий, когда за одно неосторожное слово можно было лишиться жизни, батюшка не боялся отстаивать правду. Примером тому служит следующий случай, который нашел отражение в документах Государственного архива.

    Когда протоиерею Александру Введенскому попалось в руки первое издание учебника "История СССР" 1937 года, вышедшего под общей редакцией профессора А. В. Шестакова (эту книгу лично редактировали Сталин, Киров и Жданов), то батюшка сделал ряд критических замечаний, которые направил в Москву. По указанию Жданова профессор Шестаков долго беседовал с отцом Александром и вынужден был согласиться с критикой учебника. В результате чего последующее издание вышло с соответствующими поправками.

    В 1937 году отца Александра постигло великое горе. Был расстрелян его родной брат Павел Петрович, одаренный человек. До революции он окончил институт восточных языков, а в годы гражданской войны работал переводчиком при дворе Эмира Бухарского. Жил в Москве до самого ареста. В том же году принял мученическую кончину и почитаемый отцом Александром митрополит Иосиф (Петровых).

    В то время была у батюшки и другая скорбь. Для священника невозможность совершения регулярного Богослужения является великим духовным страданием. Но "кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?" {:"":}. "Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем" {:"":}. Кем только не был батюшка: и бухгалтером, и ревизором на ликеро-водочном заводе, и учителем русского языка. Но каждый день он был с Господом, поскольку к Творцу вселенной не знает преград. Надо сказать, что на работе Александра Петровича Введенского уважали и даже премировали "за образцовое и четкое выполнение производственных заданий". Вот уж действительно "для чистых все чисто" (). Истинно верующий человек все делает добросовестно. Долгих 14 лет отец Александр "тянул лямку" простого советского труженика, и только в 1951 году он получил приход в городе Троицк Челябинской области. В 1953 году батюшку за долгое и усердное служение наградили митрой. Надо сказать, что был известной фигурой в церковных кругах того времени, он вёл хорошее знакомство с протопресвитером Николаем Колчицким, управляющим делами Московской Патриархии, а также прекрасно знал всё высшее духовенство и мог охарактеризовать каждого иерарха Русской Православной Церкви.

    Уникальное свидетельство из жизни протоиерея Введенского

    Письмо о. Александра Введенского, написанное в 1953 году м.Антонии (Н. М. Желтовской), в котором речь идёт об образе Козельщанской Богоматери и судьбе М. В. Капнист.

    "Здравствуйте, возлюбленная о Христе сестра Антония!
    Приношу глубокое, сердечное спасибо Вам за письмо, внимание и исполнение моей просьбы. Хотя образ еще не получен, но я верю и надеюсь, что он будет, и тогда первые молитвы перед ним я вознесу за Владыку Паладия, за игумению Иннокентию, за Вас, сестра Антония, и за всех сестер Вашей обители.
    Вы просите меня описать историю моего знакомства с Марьей Владимировной Капнист и ее последние дни жизни у меня. Извольте. Я с радостью делаю это, потому что история эта весьма знаменательна, поучительна и интересна
    Когда я учился в 5 кл[ассе] Черниговской духовной семинарии, мне попалась в руки "История Козельщинской Б[ожией] М[атери]". Я прочитал и усумнился. Я не поверил, чтобы девушка, 2 1/2 года не владевшая ногами, сразу встала и пошла, едва приложившись к образу. И тут же решил, как Фома неверный: "Пока не увижусь с одним из свидетелей чуда, т. е. с очевидцем чуда, не иму веры". Таким образом червь сомнения закрался мне в душу и точил ее каждый год моей жизни. А образок все чаще и чаще попадался мне на глаза, напоминая о грехе моей юности. Например: когда я поступил в Московскую духовную академию, я спал рядом со своим товарищем, в изголовье которого висел образок Козельщинской Б[ожией] М[атери]. Родители невесты благословили меня К[озельщинской] и[коной] Б[ожией] М[атери]. Первый молебен, когда я назначен был законоучителем Одесской 2 гимназии, был заказан К[озельщинской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. Первый вопрос, заданный мне в 8 классе учениками, был вопрос о К[озельщинской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. Т. е. тот самый вопрос, который смутил мою душу. Знаменитый Фесенко, издатель хромолитографированных иконок, предложил мне написать краткую историю К[озельщинской] и[коны] Б[ожией] М[атери]. И так далее.
    В 1920 г., когда хлынул поток беженцев в Одессу (в то время я был протоиереем Одесского собора), ко мне пришла одна беженка по фамилии Армашевская снимать комнату. Она понравилась мне, и комнату я сдал ей. Вечером того же дня она попросила меня на чаек. Я прихожу и вижу на стене образ К[озельщинской] и[коны] Б[ожией] М[атери]. Я немного смутился. Она заметила моё смущение и спрашивает, в чём дело. Я рассказываю ей то, что Вам сейчас пишу. И замечаю, как её лицо меняется, глаза наполняются ужасом, она схватывает голову свою руками, потом берет меня за руку и говорит мне:
    - Господь услышал Вашу молитву. И перед Вами не свидетельница чуда, а сама виновница чуда. Я - Марья Владимировна Капнист.
    - Но Ваша фамилия Армашевская? - спрашиваю я.
    - Да, но это по мужу. Надо Вам сказать, что я, получив исцеление, дала Богу обет никогда не выходить замуж. Но нарушила этот обет, и как же Господь наказал меня. Мой муж оказался горьким пьяницей. От него я имею сына и дочь. Он умер от запоя. Потом я вышла замуж за профессора Армашевского , бывшего городским головою г. Киева. Как я любила его. Но его расстреляли и я бежала сюда.
    - Так расскажите, как же Вы исцелились, - спросил немного пришедший в себя я.
    - А вот слушайте. Я училась в Полтавском институте благородных девиц. Училась хорошо. Была общей любимицей. Меня чуть ли не на руках носили, п[ри] ч[ем] отец мой, когда приезжал в институт, то всем-всем подарки привозил: и подругам, и начальнице, и воспитательницам. Любимым моим занятием было прыгать по лестнице, по ступенькам сверху вниз. Сначала через две, потом через три. А раз перепрыгнула через пять. И впервые почувствовала боль в ступне ноги. Сначала скрывала эту болезнь. Но она становилась всё острее и больнее. Воспитательница обратила внимание, пригласила врача, и оказали первую помощь. Но боль не унималась. Появилась опухоль, стало выкручивать ногу. Пригласили профессоров из Киева. По делнем совещании забинтовали в гипс. Так пролежала до св. Пасхи. Родители мои собирались в храм. И меня звали. Но я подумала, что буду там всем в тягость, и не поехала. И хорошо сделала. Когда они уехали, со мною случилось новое несчастье. Вторую ногу стало выворачивать. И я пережила новые мучительные боли. Вызвали экстренно врачей и вторую мою ногу залили в гипс. И вот 2 1/2 года лежала я в гипсе, как труп. Сколько приезжало врачей из Москвы, Харькова, Киева, не помню уже. И вот как-то домашний фельдшер дал совет обратиться к парижскому профессору Шарко, слава которого гремела по всей Европе.
    Может быть, у дочери Вашей болезнь возникла на нервной почве, - говорили фельдшера. Отец мой на всё готов был, лишь бы помочь мне. И он написал Шарко. Тот ответил, что специально в Полтаву не поедет, но в Москве готов осмотреть больную дочь. Назначен был день приезда Шарко в Москву. Начались приготовления к отъезду. Мучительные были дни. Мать почти оставила меня одну. А я каждую минуту зову ее посидеть, поговорить, успокоить. Наконец, мама устала от моих просьб и раз приходит и приносит мне образ Б[ожией] М[атери] и говорит:
    - Маша, вот наш фамильный образ. И в нашей семье живет такое предание: если кто из больных приложится к образу и почистит его, тот обязательно выздоровеет. - С этими словами и подает мне образ Б[ожией] М[атери] - а я тут же подумала: хочет отвязаться от меня. Но я образ все-таки взяла и полотенцем отерла его и, усмотревшись в лик Божией Матери стала молиться:
    - Пречистая Богомати! Я - калека. Мне горькая жизнь уготована. Возьми меня к Себе или восстави от одра болезни.
    В один миг сильная боль, появившая[ся] в позвоночнике, заставила меня закричать и лишила меня сознания.
    Все сбежались на мой крик. Я вскоре очнулась и почувствовала, что ко мне вернулась способность владеть ногами.
    - Мама! Я исцелилась! - воскликнула я.
    - Перестань, Маша, этим не шутят.
    - Но посмотри, посмотри, я шевелю ногами.
    Действительно, я исцелилась. Позвали врача, сняли гипс, я поднялась, села на кровати, а потом бросилась на шею матери. Но ноги ослабели, и я снова улеглась на постель. С этих пор я быстро стала крепнуть и к отъезду в Москву ходила, как и все.
    Я не стану описывать, как мы поехали в М[оскву], что говорили профессора и что говорил Шарко. Скажу только, что Шарко сказал отцу: "Если бы не профессора, лечившие больную, то я не поверил бы Вам".
    Весь 1920 г. М[ария] В[ладимировна] прожила у меня, на Кузнечной ул., д. 14, кв 19. Жила она тихо, спокойно, часто посещала церковь, а вечера проводила с моей семьей в душеспасительной беседе. К концу года появились у нее нарывы на голове и оч[ень] большие. Она почувствовала надвигающуюся и причастилась. Исповедь ее была на редкость глубокая - сердечная, христианская. Умерла в полном примирении со всеми. Последние ее слова были: "Господи, спаси от бед сестер моей обители. Батюшки, никогда не забывайте в своих молитвах моих дорогих сестер". И с этой молитвой умерла.
    Похоронена она мною в 1921 г. на Одесском 3-м кладбище под фамилией Армашевская (по 2-му мужу).
    Мир праху ея и вечный покой ея душе!
    Письмо кончаю, а посылки с образом до сих пор нет.
    Среди полтавского духовенства нет ли протоиерея о[тца] Григория Лысяка, моего бывшего сослуживца по Одессе? Пишут мне, будто он в Полтаве.
    Еще одна просьба: 6/ХП по новому ст[илю] помолитесь о здравии моем.
    Есть ли в Полтаве сушеные белые грибы и в какой цене? Я вышлю денег, и попрошу выслать 3 кг.
    Душевно Ваш прот[оиерей] Ал. Введенский".
    П. Н. "Только что получил повестку на Вашу посылку. Сколько радости, сколько благодарности наполняют мою душу. Глубокое, сердечное спасибо всем, порадовавшим меня.
    Благодарим Вам молитвами"

    Тридцатого июня 1953 года отец Александр становится настоятелем Михаило-Архангельской церкви в уральском городе Кушва. В период с 1957 по 1959 год он занимает должность благочинного 3-го округа Свердловской епархии. Именно "кушвинский" период в жизни батюшки особенно запомнился его внуку Михаилу Константиновичу Введенскому.

    Свидетельство о Кушвинском периоде жизни А.П.Введенского из книги о почитаемом в курганской и шадринской епархии священнике Григории Пономареве

    Протоиерей Александр Введенский

    К моменту знакомства отца Григория и матушки Нины с протоиереем Александром ему шел уже шестьдесят второй год. Протоиерей Александр Введенский был из духовного сословия. Окончив Московскую Духовную Академию со степенью магистра богословия, он был рукоположен в сан священника и назначен законоучителем Одесской мужской гимназии. Позднее он - законоучитель Одесского реального училища и настоятель Вознесенской церкви города Одессы, а затем - настоятель Алексеевской церкви, там же. Не обошли батюшку и сталинские репрессии. С 1933 года он в течение трех лет трудился на Беломорканале как ссыльный.
    Долгое время был на гражданской работе. Начиная с 1951 года отец Александр продолжает служение в Православной Церкви. Сначала он служит в городе Троицке Челябинской области. А позднее, в 1953 году, его назначают настоятелем Михаило-Архангельской церкви в городе Кушва Свердловской области. В это же время в кушвинский храм получает назначение и диакон Григорий Пономарев, только что вернувшийся с Севера. Тут и состоялось их знакомство, перешедшее в сердечную дружбу.
    Близкому общению способствовало и то, что они жили в одном доме. Отец Александр с матушкой на втором этаже, а отец Григорий с семьей - на первом.
    Кипучая энергия, с которой отец Григорий, истосковавшийся по приходской жизни, окунулся в церковные дела, очень радовала отца Александра и поощрялась им. Двух пастырей особенно сближало то обстоятельство, что оба они были из семей потомственных священнослужителей, оба претерпели гонения за исповедничество веры. Связующим звеном в их искренней дружбе явился, очевидно, и постоянный интерес отца Григория к богословским знаниям. У отца Александра была богатая духовная библиотека. Очевидно, она сохранилась еще с тех пор, когда он преподавал Закон Божий в одесских мужской гимназии и реальном училище. Об этом говорит и тот факт, что в архиве отца Григория находится несколько перепечаток из духовных книг, выпущенных еще до революции в Одессе.
    Так, к огромной радости отца Григория, по прибытию из многолетней северной ссылки он получил редкую возможность пользоваться богатым книжным наследием, чудом сохранившимся во времена гонений. Отец Александр, несомненно, оказал большое влияние на формирование богословского стиля отца Григория. Возможно, что именно по его совету отец Григорий в первый же год после освобождения подал прошение на обучение в Ленградской Духовной Семинарии. Их ежедневные, скорее, ежевечерние беседы затягивались порой заполночь. Батюшка Александр был очень мягким, приятным в общении человеком. Приезжая в Кушву на каникулы из Свердловска, я всегда чувствовала какое-то особенное внимание и любовь, с которой меня встречали не только родители, но и отец Александр с матушкой. Отец Александр много лет, еще в годы своей жизни в Одессе, работал и общался с молодежью. В нем ярко ощущалась преподавательская жилка. Мы часто собирались за вечерним чаем в его доме. Сидя за этой неторопливой трапезой, мы подолгу беседовали, обмениваясь мнениями по разным вопросам. Устремив на меня живые, ласковые глаза, отец Александр вдруг неожиданно вопрошал: "А что думает по этому поводу наша молодая барышня?,). Я же, действительно еще очень молоденькая, почти подросток, бойко отвечала ему, воспринимая его как своего дедушку.
    Примостившись на их старинном широком диване, куда матушка тут же приносила теплый плед, я прислушивалась к неторопливым и, как мне тогда казалось, "взрослым" разговорам. Отец Александр был потрясающий рассказчик. Слушая его, я внимательно разглядывала старинные фарфоровые "безделушки" в серванте, толстые золоченые корешки книг в шкафу и... плавно попадала в объятия сна. Меня так и оставляли спать до утра под мягким, уютным пледом.
    Батюшка с матушкой очень любили детей. Не помню, чтобы к ним когда-то приезжали родные. Видимо, время и годы разлучили их с близкими, дорогими людьми, которые остались на черниговской и одесской земле - родине отца Александра. Отец Александр и его матушка были очень добрыми и гостеприимными людьми, в их доме всегда был уют и порядок. Но особенно они любили, когда в гости к ним приходили молодой диакон Григорий Пономарев и его матушка. Отец Александр, вынужденный оставить работу законоучителя, очень скучал по преподавательской деятельности, и их тесное общение с отцом Григорием, который был внимательным собеседником, в какой-то степени возмещало ему любимое учительство. К тому же, отец Александр был замечательным проповедником, и этому дару учился у него отец Григорий. Отец Александр служил в Церкви вплоть до 1962 года. Будучи настоятелем нижнетагильского Казанского храма, в 78-летнем возрасте он был почислен заштат. Скончался отец Александр в 1973 году в Екатеринбурге. Похоронен на Широкореченском городском кладбиrце. Упокой, Господи, душу этого светлого пастыря и его матушки.

    Вот небольшой фрагмент из воспоминаний родного внука отца Александра. "Помню, как один раз в год на Рождество Христово нас с братом Виктором привозил к дедушке наш папа Константин Александрович. Мы приезжали на поезде до станции "Гора Благодать", где нас ожидала специально посланная дедушкой лошадка с санями. Кучер мчал её по заснеженным дорогам, и через некоторое время мы попадали в уютный дедушкин домик, который был небольшой, но достаточно крепкий: двор крытый, конюшня, тут же стоял автомобиль "Победа", на нем всё тот же кучер возил дедушку в Свердловское Епархиальное управление. Почему-то эта "Победа" мне запомнилась вся в птичьем помете, но, конечно, перед выездом её мыли. Мы с братом очень любили в ней сидеть, видимо, с тех пор и зародилась во мне любовь к автомобилям, впоследствии я стал профессиональным водителем.

    Помню, как радостно встречали нас дедушка и бабушка Софья Максимовна, усаживали с дороги за стол, перед трапезой все молились и нас очень вкусно кормили. Особенно мне запомнилось, какой изумительный борщ с маслинами готовила бабушка. Перед обедом нам наливали по рюмочке Кагора.

    Похожие статьи